При этом, как отмечал П. Бернстайн: «Банковские депозиты, получаемые теми, кто экспортировал золото в Соединенные Штаты, оставались бездействующими или вкладывались по процентным ставкам менее одного процента годовых. Теперь было не время рисковать». Начавшаяся война дала золоту работу, она принесла бездонный рынок сбыта для продукции американской промышленности. В США начался такой бум деловой активности, которого Штаты не знали за всю предшествующую историю своего существования.
...К концу 1944 г. безработица снизится до 1,2% от трудоспособного населения — рекордно низкий уровень в истории Америки. ВВП США за 5 лет войны, с 1939 по 1944 г., вырастет в полтора раза с 88,6 до 135 млрд. долл. — 8,8% ежегодного роста! Но и это было только началом. Война разорит конкурентов и взломает барьеры европейских колониальных империй. И всего за десять лет с 1950 по 1960 гг. американский экспорт и валовые накопления основного капитала, вырастут в два раза. Д. Мойо назовет этот этап развития США «великой американской интервенцией», в результате которой «мир (теперь) принадлежал им».
«Механизмом запуска» американской экономики, обеспечившей ей выход из кризиса, «стала Вторая мировая война», — констатирует и лауреат Нобелевской премии по экономике П. Кругман, спустя более полувека после ее начала. А до нее, 26 января 1934 г. в своем отчетном докладе XVII партсъезду И. Сталин, анализируя экономическую ситуацию совершенно еще не предсказуемой Великой депрессии, уже отметит, что в конечном счете не существует никакого выхода из нее, кроме войны.
Поймите сейчас, пока еще не поздно. Мои соотечественники так же любопытны, как дети, и так же нетерпимы, как испанские инквизиторы.
«Большинство историков ассоциируют холодную войну с периодом после 1945 года… Всем известными составляющими послевоенной холодной войны стали красная угроза и красные, сдерживание, мирное сосуществование, предвыборные кампании под знаком антикоммунизма и нагнетание страха. Но ведь в этих бросающихся в глаза чертах холодной войны не было ничего нового, — замечает современный канадский историк М. Карлей, — Они были обычны и популярны уже в период между войнами и самым фундаментальным образом влияли на формирование европейской внешней политики».
«Холодная война» началась буквально на следующий день после социалистической революции в России, когда госсекретарь США Лансинг в своем меморандуме заявил, что большевики являются «опасными радикальными социалистами-революционерами, угрожающими Америке и мировому порядку…». Однако президент хоть и санкционировал участие Соединенных Штатов в интервенции, занимал не столь однозначную позицию. В. Вильсон считал большевистскую революцию прогрессивным явлением, несмотря на все ее недостатки: «Конечно, кампания убийств, конфискаций и полной деградации законных систем заслуживает абсолютного осуждения. Однако некоторые из их доктрин были созданы из-за давления капиталистов, которые полностью игнорировали права рабочих повсюду… он (Вильсон) предупредил, что если большевики отдадут дань политике закона и порядка, то они вскоре сумеют овладеть всей Европой и сокрушить все существующие правительства».
Перелом в политике Вильсона произойдет после окончания Парижского конгресса. В тот период ключевой задачей для Вильсона являлось обеспечение участия США в Лиге Наций. Достижению этой цели и должна была послужить пропаганда угрозы большевизма. Во время своей поездки по западу страны осенью 1919 г. агитируя за ратификацию вступления США в Лигу Наций, Вильсон заявлял, что Лига Наций во главе с США станет заслоном на пути большевиков, которые «так же жестоки и безжалостны, как агенты самого царя», распространяют «ночь, хаос и беспорядок», а потому должны пасть». Французский премьер Клемансо, за треть века до Фултона, в том же 1919 г. провозгласил: «Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес, который помешает ему разрушить цивилизованную Европу».
...Планы создания подобного занавеса вызревали в Европейских кабинетах еще до появления первого большевика на сцене истории. Осенью 1916 г. после побед ген. Брусилова, в ожидании скорого окончания войны, британский МИД представил правительству меморандум относительно основ разрешения территориальных вопросов в Европе после войны. Меморандум предусматривал создание кордона из пограничных государств, что «оказалось бы эффективным барьером против русского преобладания в Европе». Ничего оригинального в этом не было, почти тем же самым закончился и Венский конгресс 1814 г.
Однако на этот раз было кое-что и новое, а именно — на европейском театре появился новый участник игры. В феврале 1909 г. русский военно-морской агент в Вашингтоне докладывал: «Странным фактом является то, что ровно год прошел после того, как Англия сняла с нас двухвековой антагонизм, и вместо Англии новым таким же искусным застрельщиком явилась Америка и именно в тот момент, когда она почувствовала свою военную и торговую мощность. Не есть ли это грустное предостережение того, что в ближайшем будущем Америка сделается действительно нашим заклятым врагом — на это что-то похоже».
Американцы приняли самое активное участие в строительстве «железного занавеса». Этому способствовали дружеские отношения, установившиеся между Г. Гувером и премьер министром Латвии, выпускником университета Линкольна (Небраска), бывшим американским профессором К. Ульманисом. На финансирование германских частей во главе с генералом фон дер Гольцем и вооружение войск правительства Ульманиса в 1918–1920 гг. США выделили свыше 5 млн. долл. Помощь другой прибалтийской стране, описывал в своей книге «Американская интервенция в Литве в 1918–1920 гг.» Д. Файнхуаз: «В 1919 г. правительство Литвы получило от госдепа снаряжение и обмундирование для вооружения 35 тысяч солдат на общую сумму 17 млн. долл… Общее руководство литовской армией осуществлял американский полковник Даули, помощник главы военной миссии в Прибалтике». В Литву прибыла даже специальная американская бригада, офицеры которой вошли в состав литовской армии. Аналогичная помощь была оказана и эстонской армии.